What are you looking for?

Петербург был похож на Стамбул и Багдад

19.09.2024

Как Северную столицу рисовали западные художники, никогда в ней не бывавшие

Санкт-Петербург, возникший, словно птица феникс, на болотистых берегах Невы, изумлял иностранцев ещё при отце-основателе города — Петре Великом. Напри­мер, ганноверский резидент Фрид­рих Вебер отмечал, что если первоначально (в 1714 году) Петербург напоминал ему скопление деревень подобно факториям в Ост-Индии, то уже через пять лет он назвал российскую столицу «истинным чудом света как по великолепию его строений, так и по тому недолгому времени, каковое потребовалось для их строительства».

Не удивительно, что многие западные авторы, обращающиеся к теме Петербурга, хотели видеть в своих изданиях гравюры с изображением петровского «парадиза».

Однако, если портреты русского царя были известны в Европе (а некоторые из них там и создавались), то сам город на Неве часто был представлен в виде каких-то совсем уж фантастических изображений. И более походил то ли на Константинополь, то ли на Багдад.

По всей видимости, гравёры, никогда не бывавшие в российской столице, давали волю своему воображению. Для них Петербург был городом «на востоке», что, собственно, они и пытались изобразить. Что же касается издателей, — последние не вмешивались в процесс. Ведь книги, украшенные гравюрами, лучше расходились…

Как пример можно привести немецкую книгу, вышедшую в 1734 году во Франкфурте. В ней помещалась великолепная гравюра с Петром Великим, стоящим на фоне Кроншлота и Санкт-Петер­бурга.

Сам царь представлен вполне традиционно: в доспехах, обрамлённых императорской горностаевой мантией, короне и со скипетром в руке. Но Кронштадт ничем не напоминает имевшиеся там укрепления.

Единственное, что достоверно в этом изображении, — своеобразный «надолб», который перекрывает фарватер. Известно, что в 1706 году, в связи с активизировавшимися близ Кронштадта шведами, царь приказал завалить камнями удобные подходы к берегу.

Что касается изображения Петербурга, выполненного справа от фигуры Петра, оно чрезвычайно любопытно. Кажется, за гладью Финского залива лежит не молодая европейская столица, жители которой исповедуют христианство, а крупный мусульманский город, окружённый крепостной стеной.

Вряд ли стоит сомневаться в том, что гравёр просто использовал географический атлас, откуда перерисовал подходящее, на его взгляд, изображение «под Пе­тер­бург».

Другая фантастическая, но тоже любопытная гравюра носит многозначительное название «На­вод­нение в Петербурге и Кроншлоте в 1777 году».

Этот рисунок уже не раз привлекал внимание петербургских историков. Дело в том, что в разных западных изданиях эта немецкая гравюра датируется разными годами.

В одних она упомянута, как изображающая наводнение 1777 года, в других — отнесена к ноябрьскому наводнению 1721 года. Последнее действительно имело место в Петербурге и было особенно опустошительным для молодого города.

Например, французский посланник при русском дворе Анри де Лави отмечал, что это наводнение стало «самым ужасным» за всю петровскую эпоху. По его словам, после этого бедствия город потерял припасов более чем на 15 миллионов ливров. «Все галеры были выброшены на берег, — пишет посланник, — а два корабля попали даже в Летний сад, которые весь попортило».

Оказывается, гравюра действительно изображает именно это достопамятное наводнение 1721 года и относится к первой половине XVIII века. Наверное, этим обстоятельством и объясняется её исключительная фантастичность.

Кажется, что город стоит не в невской низине, а где-то в районе норвежских фьордов. В отличие от главного города, Кроншлот изображён более достоверно. Гравёр был явно знаком с работой Питера Пикарта: уж больно похож силуэт петровского форта на работу знаменитого голландца.

В середине XIX века в Европе вы­ходит целый ряд книг, посвящённых истории России. Основ­ное место в подобных изданиях занимает петровская эпоха и, естественно, Санкт-Петербург.

Книги подробно украшены гравюрами. Хотя стоит признать, что эти изображения лишены изящества и кажутся иногда торопливыми набросками, которые художник небрежно вывел перед тем, как откупорить бутылочку «Бордо». Не поэтому ли изображения выходили такими смешными как, например, гравюра, которая была опубликована в одном из парижских изданий 1845 года?

Художник нарисовал на ней Петра I, дающего указания двум архитекторам относительно строительства города. Довольно комичную фигуру царя «украшает» нелепая восточная сабля.

Сами архитекторы, держащие план города, представлены в виде двух русских мужиков. Очевидно, автор гравюры не знал, что план Петербурга на раннем этапе подносили царю не мужики «от сохи», а итальянский архитектор и французский инженер.

Кстати, план Петербурга оставался строжайшей государственной тайной даже спустя пятнадцать лет после основания столицы. Например, уже упомянутый де Лави писал в своих депешах 1717 года, что он терпеливо «ухаживает» за Трезини и Леблоном, чтобы раздобыть план Санкт-Петербур­га… Поэтому вряд ли Пётр I мог так свободно обсуждать план своего «парадиза», как это представлено на гравюре.

Царь и его собеседники стоят, надо полагать, в окружении руин Ниеншанца. Одна из колонн (!) шведской крепости поросла травой. За спиной царя белеет крепостная стена строящегося Петербур­га. Правда, она больше напоминает багдадскую крепость из сказок «Тысячи и одной ночи». Кладку внимательно изучают некие люди, мало похожие на каменщиков, но зато одетые по парижской моде 1840-х годов.

Наверное, Пётр Великий возмутился бы, увидев себя и своё окружение под таким несерьёзным углом зрения. Царь всегда внимательно и придирчиво рассматривал свои портреты…

Автор текста: Андрей Епатко

Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и приобретайте архивные номера «Тайного советника» —https://history1.ru/archive

Не забывайте делиться материалами в соцсетях, если они вам понравились :)

Social Link

Follow Me On Social Media